ПРОГУЛКА С АЛЕКСАНДРОМ МОГИЛЁВЫМ ПО ВИТЕБСКУ

«МАЛЕВИЧ – ЭТО И ЕСТЬ СОВРЕМЕННЫЙ ТАНЕЦ», – член международного жюри, знаменитый хореограф-постановщик и танцовщик Александр МОГИЛЁВ.

– Вы не впервые в Витебске, но впервые на IFMC. Ваше впечатление от города и фестиваля.

– IFMC – легендарный фестиваль. Я узнал о нём, как только начал заниматься современным танцем в году так 2007-ом. Через витебский фестиваль прошли легендарные исполнители, хореографы и компании. И для меня большая честь и удовольствие выступать для этого зрителя. Для постсоветского пространства этот фестиваль очень знаковый. Ты понимаешь, что здесь выступали и Евгений ПАНФИЛОВ, и Николай ОГРЫЗКОВ. И оказаться в числе приглашённых гостей, а тем более членов жюри – это дорогого стоит.

– Имена Евгения ПАНФИЛОВА и Николая ОГРЫЗКОВА для вас ориентиры?

– Николай ОГРЫЗКОВ – мой учитель, прежде всего. Я благодарен ему за то видение танца, которое у меня есть. К счастью, я могу назвать его своим другом, хотя очень поздно оказался в его школе. Я занимался у него во всех группах, в которых только можно: и в детских, и в старших, и в коммерческих, и в любительских. И помогал ему какое-то время вести группы. Хорошо дружил с его женой, с дочерью Полиной. Таких легенд, в том числе и Евгения ПАНФИЛОВА, просто нельзя не знать. И те, кто занимается современным танцем, прекрасно понимают, насколько это большие величины для искусства.

– Многие вас узнали из телевизора. И кому-то могло показаться, что вы выбрали для себя в танце именно такой путь. Но потом оказалось, что вы совершенно не чужой для современной хореографии человек.

– Попадание в танцевальный телепроект я связываю в какой-то степени с везением. И есть ощущение того, что за мной какой-то шлейф тянется коммерчески успешного хореографа на телевидении. Но ведь одно другому не мешает. А напротив – дополняет. Плюс современным танцовщикам и хореографам где ещё можно найти такую трибуну? И почему не доносить своё творчество через телеэкран? Я никогда не предавал современный танец, всегда гну свою линию и пропагандирую его. Ни с точки зрения коммерции, а с точки зрения глубокого смысла. В тот момент, когда танцевальные шоу стали делать на телевидении, мне позвонил Егор ДРУЖИНИН и предложил стать постановщиком номеров. Я согласился. И вот я поставил там первый номер. Он понравился и был понятным для зрителя. Мне предлагали ещё, а потом взяли как одного из постоянных хореографов. На проект же Первого канала я пошёл не для того, чтобы победить, а чтобы натанцеваться. Потому что у нас не так много компаний и мест, где можно потанцевать современный танец. А тут и на меня будут ставить, и я буду ставить. То есть делать то, что я хочу, и высказываться на большую публику. И говорить громко слово "contemporary", которого будто не было нигде. Раньше знали только джаз-модерн и всё. И когда я в своё время, обучаясь у Николая ОГРЫЗКОВА, приходил в школы босиком в эпоху моды на R&B и MTV style и рассказывал про гравитации и концепции, на меня смотрели как безумного.

– А сейчас отношение поменялось?

– Конечно! И сейчас словом "contemporary" не испугаешь. Я очень рад, что в какой-то мере имею отношение к популяризации. Условно, тётя Валя с третьего подъезда поймёт разницу между хип-хопом и contemporary dance. И пусть кого-то к танцу привёл телевизор, они благодаря ему стали узнавать современный танец и разбираться в языке, на котором можно разговаривать. С теми, кто думают, что телешоу помешали танцу, я абсолютно не согласен. Они его сделали только популярнее.

– Вас не удивляет, что в Витебске, небольшом городе, масса классных историй с необычными личностями?

– Да, здесь не только Марк ШАГАЛ творил, но и Казимир МАЛЕВИЧ.

– Вы знали, что у них было противостояние?

– Я ещё слышал, что часть учеников ушла от ШАГАЛА к МАЛЕВИЧУ. Наверняка, ему было неприятно. И это мягко говоря.

– Говорят, что ШАГАЛ был романтиком в творчестве, а МАЛЕВИЧ — конструктором изобразительного искусства. Вам какой подход ближе?

– На самом деле тут тяжело сравнивать. В какой-то момент мне нравится романтизм, лёгкость и загадочность ШАГАЛА, его «сложная простота». И зачастую, когда ты мало знаком с творчеством, может показаться, будто рисовал ребёнок. Но если ты знаком с искусством, то понимаешь, для чего всё сделано. И его легендарные картины одновременно будто из мира фантазий и в то же время из мира людей. Это очень цепляет. Говоря про МАЛЕВИЧА и супрематистов, мне нравится концепция, где не надо всё объяснять, сильно усложнять до простого и упрощать до сложного. Сама идея, что вот так можно всё разрушить, мне нравится. Это даже в какой-то степени юношеский максимализм. Но это серьёзный маркетинговый ход. Подходы ШАГАЛА и МАЛЕВИЧА разные. Но в душе я выберу ШАГАЛА.

– Марк ШАГАЛ отмечал, что фантазия – это наша реальность. И то, во что мы верим, и есть явь. Согласны?

– Абсолютно. Вообще в какой-то момент я словил себя на мысли, что эта будто избитая и понятная фраза произносится без глубокого смысла. Но это неправда, поскольку для достижения результата тебе нужно предпринять определённое действие. Любая мысль материальна, но нужно действовать. И существует масса ходов, чтобы реализовать свою идею.

– МАЛЕВИЧ рушил формы в искусстве. Вам это близко?

– МАЛЕВИЧ – это и есть современный танец. Как в хореографии Ивонн РАЙНЕР, которая вместе со своими подвижниками создала "NO MANIFESTO”, он отказывался от формы, экспрессии и зрителя.

– Во дворике у Дворца губернатора в Витебске когда-то танцевала Айседора ДУНКАН. Такая история, что спустя сто лет здесь проходит фестиваль современной хореографии, – это судьба или стечение обстоятельств?

– Будучи романтиком, я считаю, что это судьба и всё взаимосвязано. И говорят же, что времени не существует и всё происходит одновременно. Мы сейчас находимся напротив Дворца губернатора, а в параллельной вселенной сейчас здесь танцует Айседора ДУНКАН. У всего есть какая-то энергия. И не просто так именно отсюда идёт такая танцевальная энергия на весь мир.

– Марк ШАГАЛ всегда признавался в любви к Витебску, даже не возвращаясь с начала 1920-ых и до самой смерти в город. Как думаете, почему?

– Мне на самом деле это очень понятно, поскольку я родился в маленьком городе в Кандалакше (Мурманская область). Родные места. Я очень люблю этот город. Тебя воспитывают и прививают культуру, ты пропитан родными местами и уже не сможешь от них отказаться. Когда я приезжаю домой, у меня наворачиваются слёзы.

– Картина «НАД ГОРОДОМ» Марка ШАГАЛА. Её антураж соответствует городу 100-летней давности. Он будто рисовал её с крыши родного дома.

– Класс! Я никогда это не ассоциировал с тем, что на его картинах настоящий город.

– Витебск – это белорусский областной центр. Как думаете, в таких городах в современном мире нужны такие фестивали, как IFMC?

– Конечно. И мне кажется, что в таких городах таким фестивалям проще развиваться. Можно громче о себе заявить. А в любой столице это сделать сложнее, потому что там огромная конкуренция. И в итоге это может раствориться в потоке информации. А здесь всё собирается и концентрируется в одном месте. И очень правильно, что в Витебск есть такое лицо в виде современного танца, и этот город ассоциируется не только со «СЛАВЯНСКИЙ БАЗАРОМ В ВИТЕБСКЕ», но и с IFMC.

– IFMC зарождался в иную эпоху (в конце 1980-х), по сути во время культурной революции. А почему он актуален сейчас?

– Современный танец – очень подвижная структура. Это есть отражение современного общества. Современный танец – это язык, через который выражаются ценности современного мира. Поэтому этот процесс не может закончиться, как и витебский фестиваль.

– Вы посмотрели, как член жюри, все конкурсные работы. Вы можете определить, что в этих работах движет конкурсантами?

– Танец – это средство высказывания. И, конечно, любая мысль, которая тебя будоражит, должна быть высказана. И должна быть высказана на том языке, на котором ты это лучше всего умеешь делать. Кстати, у белорусских постановок есть свой особенный почерк. Мне понравились работы из Гомеля. Там такие простые вещи показываются с необычной стороны. Выделю и витебские работы. В белорусских постановках ощущается правдивость и простота, даже на высокие темы конкурсанты рассуждают понятным танцевальным языком.

– Чем вам запомнится Витебск?

– Когда я полтора-два года назад приехал сюда, меня поразили люди. И я могу признаться в любви к белорусам. Не только из-за того, что у меня фамилия как бы связана с Беларусью. Меня здесь поразило то, как люди относятся к другим людям. Мы однажды вышли с компанией и искали, где можно поесть утром. Напротив шли люди и сами подсказали, куда идти не стоит, где перекрыто и не пройти. Они просто начали с нами разговаривать. Мы не привыкли к такому общению в Москве. Потом мы пошли в ресторан и не помещались за одним столиком. Администратор нам предложил переместиться в другой ресторан, предварительно позвонив и предложив подкинуть на машине. А ближе к вечеру таких людей попадалось всё больше и больше.